Зачем европейцы воссоздают средневековый Ганзейский союз городов, как будто им мало объединенной Европы
АРХИВНЫЙ ПОВОД
В 1980 году голландский Зволле готовился отпраздновать свое 750-летие. В поисках вдохновения для торжественных мероприятий, приуроченных к оказии, активисты переворошили муниципальный архив, где поначалу ничего примечательного не обнаружили: поселение было основано в 1230 году посреди непроходимых болот — обстоятельство, на добрые полвека обеспечившее Зволле изоляцию от сухопутных соседей, равно как и скуку, развеять которую помогало лишь неудержимое стремление вырваться любой ценой на морские просторы.
Фортуна, однако, смилостивилась над организаторами городского праздника, как смилостивилась когда-то и над судьбой самого Зволле: случайно на глаза попалось письмо, датированное 1294 годом, в котором сообщалось, что город был первым, признавшим Любек «столицей Ганзы»!
Die Hanse к тому времени существовала уже более сотни лет как аморфное объединение сначала купеческих гильдий, а затем и торговых городов Германии. Но лишь на рубеже XIII и XIV веков возникли исторические предпосылки к созданию формального союза. На роль «предводителя» претендовал свободный германский город Любек. Он добровольно и — главное! — за счет собственной казны финансировал корабли, которые защищали и охраняли торговые пути в Балтийском море от пиратских нападений.
Память о Ганзе (Die Hanse) — средневековом союзе торговцев и купеческих гильдий — прочно закрепилась в языке. Она присутствует, например, в названии немецкого национального авиаперевозчика «Люфтганза». А Гамбург, Бремен, Росток, Висмар и многие другие города Северной Европы в официальных документах до сих пор добавляют к своему названию «титул» Freie Hansestadt — «вольный ганзейский город». В последнее время это не только дань истории.
Поддержка Зволле кандидатуры Любека оказалась тем весомее, что исходила она не от немецкого, а от голландского города, причем в тот период истории, когда Голландия уже безоговорочно определилась как лютый торговый конкурент немецкого купечества. Дошло до того, что Ганза даже запретила порту Данциг (Гданьск) под страхом исключения из союза строить корабли для голландцев. Правда, это обстоятельство лишь ускорило развитие собственного голландского кораблестроения.
Письмо, найденное в 1980 году в муниципальном архиве Зволле, послужило неожиданным поводом для превращения местного праздника в событие европейского масштаба: на призыв провести в голландском городке первый после 1669 года съезд ганзейских городов — так называемый Hansetag («День Ганзы») — откликнулись представители 43 городов Европы, некогда входивших в торговый союз!
Дальше — больше. Представители одиннадцати городов высказались на съезде в Зволле за возрождение Ганзейского союза и создание специальной комиссии, которая занималась бы подготовкой регулярных ганзейских дней в будущем. 19 февраля 1981 года на торжественном заседании в ратуше Любека была сформирована постоянно действующая комиссия, выбраны члены совета и гильдии, утвержден график проведения ассамблей и регулярных ганзейских дней (третья суббота мая), а также принят устав.
За идеей возрождения Ганзы стоит нечто большее, чем просто желание устроить очередную костюмированную историческую реконструкцию. Видимо, в «ганзейском духе» для наших современников есть что-то такое, чему не нашлось места в объединительной идее Евросоюза
Велик соблазн представить возрождение давно усопшей и старомодной коммерческой структуры в Европе как игру капризного случая или очередную костюмированную фантазию на тему исторических игр. Тем более что поначалу все именно так и подавалось. Новая Ганза декларировала своей главной задачей «возрождение идей и духа европейского города на основе не признающих границ принципов Ганзейского союза». И все это, разумеется, на благо «упрочения экономического, культурного, социального и гражданского единства Европы, усиления самосознания городов и муниципалитетов в качестве дома живой демократии».
Смущает, тем не менее, одно обстоятельство. Новая Ганза создается на давно уже объединенном политико-экономическом пространстве — пространстве Евросоюза! То есть строится некая объединительная конструкция поверх другой, уже существующей и более масштабной. Если судить по декларированным принципам, Новая Ганза почти полностью дублирует задачи, цели и миссию Евросоюза в культурном и экономическом плане. С маленькой, правда, оговоркой: членами Новой Ганзы могут стать только города, исторически входившие в Ганзейский союз либо имевшие у себя на протяжении значительного времени филиалы Ганзы («конторы») или представительства («фактории»).
Однако, судя по бешеной популярности Новой Ганзы, которая в наши дни объединяет уже 181 город из 16 европейских государств (даже от России в союзе «прописалось» 13 городов!), можно предположить, что объединяющий «ганзейский дух» заключает в себе что-то такое, чему не нашлось места в объединительной идее Евросоюза. Что бы это могло быть? На этот вопрос мы попытаемся сегодня найти ответ и начнем наши поиски там, где это логичнее всего делать — в истории.
ГОСУДАРСТВО БЕЗ ПОЛИТИКИ
Великие идейные объединения — от монашеских и рыцарских орденов до масонов и иллюминатов — всегда созидались на фундаменте горних миссий: улучшения человеческой природы, защиты моральных принципов, на худой конец — пропаганды «единственно правильного» учения. При зачатии Ганзейского союза «горний дух» явно не участвовал, ибо союз этот возник из приземленной прозы жизни: к XII веку торговля в Северной Европе стала настолько рискованным занятием, что немецкие купцы банально не хотели покидать пределы родного города из‑за страха быть ограбленными! Священная Римская империя пришла в упадок, и на смену безмятежному порядку и миру явились иррациональная раздробленность, хаос и бандитский беспредел. Грабили и насильничали все, кто только мог себе это позволить: на морях — норманны, викинги и просто личности без роду и племени, на суше — родные немецкие князья, рыцари и даже добропорядочные (в светлое время суток) соседи-бюргеры.
Помимо прямого физического насилия, немецкое купечество в каждой складке лоскутного одеяла германской государственности подстерегало насилие экономическое: стоило вывезти товар на рынок чужого города, как сразу же возникала опасность формальной придирки («неправильная ширина холста в рулоне», «недопустимая глубина горшков», «нарушение дозволенного времени начала и окончания торговли», «неправильные меры веса и длины» и т. п.), и как следствие — наложение неподъемного штрафа либо конфискация товара.
Ганзейский союз возник в XII веке на фундаменте неформальных договоренностей, которые заключали между собой сначала купеческие гильдии, а затем — целые города. Ганза поклонялась единственному божеству — торговле, не замечая иные сущности вроде государств и наций
Ганзейский союз возник в XII веке на фундаменте неформальных договоренностей, которые заключали между собой сначала купцы и купеческие гильдии, а затем — целые города. Договоренности были простыми и понятными: «Мы не обираем ваших купцов на нашем рынке, вы не обираете наших купцов на своем». Полноценность союзу придала функция защиты торговых путей и морского сообщения: под предводительством Любека немецкие свободные города выделили средства на создание флота, который стал обеспечивать безопасность при транспортировке грузов по Балтийскому и Северному морям.
Основные торговые пути немецких купцов проходили по маршруту Лондон (шерсть) — Брюгге (сукно) — Берген (вяленая рыба) — Скания (соленая сельдь) — Стокгольм (древесина, свежая рыба) — Висбю (главный перевалочный пункт) — Росток (солод) — Люнебург (соль) — Данциг (корабельные верфи и главный зерновой склад) — Щецин (рыба) — Ревель (воск и лен) — Дорпат (янтарь) — Великий Новгород (пчелиный воск, пушнина, древесина).
По этим путям и проходило объединение торговых городов в Ганзейский союз. Вдохновителем объединения выступал вольный город Любек, жители которого отличались не только торговой жилкой и исключительной воинской отвагой, но и выдающимися способностями к дипломатии. Лучшей иллюстрацией уникальных талантов граждан Любека служат нескончаемые войны, которые этот свободный город вел один на один с Датским королевством. Фортуна попеременно поворачивалась лицом то к Дании, то к Любеку, тем не менее при любых обстоятельствах любекские торговцы не оставались внакладе. Так, в 1201 году Дания захватила Любек, а уже через два года любекские купцы выхлопотали для себя у датского короля торговые привилегии на внутренних датских рынках Сканора и Фальстербу!
Самое поразительное, что мне удалось извлечь из истории Ганзейского союза, так это его беспрецедентное безразличие к большой политике. Ганза признавала и поклонялась единственному божеству — торговле — и, казалось, не замечала иные сущности. Даже такие фундаментальные как государство и нация!
Тому, впрочем, было историческое обоснование: Ганзейский союз возник в момент максимального упадка германской государственности, когда территория Священной Римской империи напоминала сцену для спектакля под названием «Война всех против всех». Парадоксально, однако, другое: с первых же дней своего существования Ганза занималась энергичной торговлей с чужими странами, но вот что удивительно: в этих странах она вела себя точно так же, как и в родной Германии. То есть руководствовалась совершенно уникальным принципом: «Мир — это множество частных инициатив и отдельных личностей, поэтому обустройство мира заключается исключительно в налаживании отношений между этими личностями».
Ганзейские купцы считали грехом вести свои дела, назначая лихву (ссудный процент). Даже монархам они ссужали деньги беспроцентно. Вознаграждение за услугу они принимали в единственной форме — торговой привилегии
Никакой политической стратегии, никаких национальных интересов, никаких государственных и системообразующих претензий! Для Ганзы не существовало ничего, кроме отношения «торговец — хозяин рынка». Торговец — это добровольный союз немецкого купечества и примкнувших к нему иноземцев. Хозяин рынка — иностранный суверен, правитель, самодержец, муниципалитет, кто угодно из облеченных властью.
Исходя из своего уникального мировоззрения, Ганза выстраивала столь же уникальные отношения во всех уголках северного европейского мира, куда только простирались ее торговые интересы. Основа этих отношений — прямой договор. Один на один. Не обязательно, между прочим, скрепленный письменным соглашением. Часто хватало одного слова чести и рукопожатия.
Отношения эти, сколь архаичные, столь и незамысловатые, свелись к тому, что вся — абсолютно вся! — деловая активность Ганзейского союза строилась на уровне договорных отношений к принципу торговой привилегии. На привилегиях основывались отношения Ганзы со всеми правителями и всеми странами, где ей приходилось торговать, — от Англии до России.
Слово «привилегия» в ганзейском контексте напрочь лишено современных негативных коннотаций. Ганза ничего не просила за просто так и ничего не получала обманным путем. Привилегии возникали всегда в результате взаимовыгодных сделок. Скажем, в Англии, где Ганзейский союз на протяжении нескольких столетий пользовался не только монополией на торговлю шерстью и сукном, но и правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров, уникальные привилегии явились результатом многочисленных ссуд, которые Ганза предоставляла английским королям. В Великом Новгороде все отношения с местными князьями и купечеством выстраивались исключительно на принципе взаимной выгоды: все уступки и торговые привилегии, которые немецкие купцы получали в Peterhof (так называлась ганзейская «контора», открытая в русском городе), в полной мере компенсировались привилегиями и уступками, которые получали новгородские купцы во всех остальных ганзейских городах.
Меньше всего мне бы хотелось идеализировать отношения ганзейских купцов друг с другом и с иноземными собратьями по ремеслу. Грешки случались: русские купцы подмешивали в свечной воск толченые желуди с горохом, а из летних соболиных шкурок, считавшихся менее ценными, искусно выщипывали черные шерстинки; купцы из Скании укладывали в бочку с мелкой селедкой несколько верхних слоев крупной, а ткачи из Фландрии запечатывали рулоны с тканью недостаточного метража.
И дело не в том, что мошенничество, в случае обнаружения, сурово наказывалось (штрафы доходили до 10 марок серебром — огромных по тем временам денег), а в том, что оно всегда и повсеместно в Ганзе расценивалось не иначе как оскорбление объединяющих союз принципов. Ганзейский союз созидался на фундаменте представлений о торговле как о благородном занятии, основанном на чести, честности и нерушимости данного обещания. То есть: сначала — репутация, потом — навар. А не наоборот.
Добавлю и другое важное для нашего повествования обстоятельство. В Ганзе не существовало понятия денежной лихвы. Все сделки заключались только за наличные либо на бартерной основе, а ссудный процент воспринимался как грех и оскорбление. Ганза не одалживала деньги английским королям за красивые глаза, но и процентов с них не брала: платой за ссуду являлись те самые торговые привилегии и монопольные льготы.
Можно, конечно, возразить, что привилегии в чем-то даже хуже ростовщичества, но привилегии, в отличие от денежной лихвы, органично вписывались в универсальную картину справедливого мира, каким он представлялся европейской цивилизации еще в дохристианскую эпоху. Этот справедливый мир основывался на принципе осязаемой материальности, то есть ценностей, которые могли возникнуть только из материального труда.
Торговля, которой занимался Ганзейский союз, являет собой азбучную иллюстрацию упомянутого принципа: есть живой товар, который купец покупает у производителя, а затем организует доставку в отдаленное место, где этот товар пользуется спросом. За свой сопряженный с рисками материальный труд купец получает вознаграждение — в виде бартерного товара или звонкой монеты. Основа всех сделок — честное слово и взаимное доверие, существующее между всеми участниками добровольного торгового союза.
Ясное понимание сокровенной сути Ганзы удивительным образом снимает вопрос о загадочной гибели этого уникального торгового союза, который до сих пор мучает историков. К XVII веку Ганзейский союз полностью исчез с экономической карты Европы (на политической карте он никогда и не появлялся!). Ганза растворилась в небытии, утратив все свои привилегии, сдав все позиции, растеряв все свои гигантские флотилии торговых и военных кораблей. Еще вчера Ганза была, а сегодня ее не стало!
Все версии о гибели Ганзы, какие только попались мне на глаза в процессе изучения исторических материалов, упорно сводятся к тому, что Ганзейский союз, дескать, недооценил роли государственной власти и национальных интересов, в то время как к XVII веку европейские государства окрепли до такого состояния, что необходимость в посреднике в виде Ганзейского союза отпала.
На мой взгляд, эта общепринятая версия не выдерживает никакой критики, поскольку не объясняет главного — что мешало Ганзе продолжить заниматься торговлей в новых обстоятельствах и заставило союз самораспуститься? Да, окрепло национальное самосознание купечества. Да, свободные немецкие города в результате неудачных военных действий полностью утратили контроль над побережьем Балтики и ее морскими путями. Да, у Ганзы не было никакой четкой, постоянно действующей структуры и институтов, обеспечивающих контроль и оборону. Все эти слабые стороны Ганзейского союза хорошо известны, но это знание по-прежнему не проясняет ситуацию с самоликвидацией. Неужели в новых условиях немецким купцам (а также — бельгийским, русским, польским, норвежским и проч.) было проще и легче действовать в одиночку, а не опираться пусть на несовершенную, но все же крепкую и проверенную временем систему взаимных договоренностей?
Думается, настоящей причиной стала смена финансовой парадигмы, которая окончательно произошла в Европе к началу XVII века. На протяжении долгих веков здесь параллельно существовали две никак не пересекающиеся между собой системы денежных отношений. Одна исторически реализовывалась на европейском Юге, по оси Испания—Италия—Византия. Другая — на европейском Севере (Англия—Германия—Дания—Норвегия—Швеция—Россия). Первая финансовая парадигма строилась на концепции банковского кредитного капитала, вторая — на наличных деньгах и «живом» товаре. Символически южную парадигму можно представить в виде банковских домов Италии, а северную — героем нашего рассказа Ганзейским союзом.
Конец Ганзейского союза был предопределен единственным обстоятельством: продвижением влияния южных ростовщиков из Италии сначала в Голландию, а затем в Англию и Германию. Речь идет не просто о расширении кредитной деятельности банков Венеции, Генуи и Флоренции, а о тотальном захвате всех ключевых позиций в политике (а через нее — и в экономике) банковским капиталом и кредитно-долговыми отношениями. Банкиры с юга Европы выдавили не Ганзу, а денежные отношения, не связанные с процентным ростом! Те самые отношения, которые лежали в основе Ганзы. Ганзейский союз, подобно рыбе, выброшенной на берег моря, оказался в среде, где он физически был не в состоянии дышать, — и тихо уснул.
ГОРОД СОЛНЦА
Полагаю, у читателей уже нет сомнений относительно того, к чему я веду свой рассказ: возрождение Ганзы в 1980 году, посреди Евросоюза, в условиях размытых государственных границ и наднациональных деловых отношений, произошло не из ностальгии по костюмированным балам на сюжеты позднего Средневековья, а ради возрождения ганзейского духа! Духа предпринимательства, основанного на «живом» товаре и «живых» деньгах, — как противоположности кредитно-долговой фикции, которая в современной Европе (да и во всем остальном мире!) полностью контролирует производителей осязаемого товара. Если угодно: Новая Ганза — это тонкая форма протеста против засилья и всемогущества банковского капитала.
О том, что проведением одних фестивалей и Ганзейских дней в возрожденной Ганзе дело не ограничится, можно было догадаться с самого начала. Ждать пришлось все же долго. Лишь 13 июня 2013 года в ганзейском городе Херфорде произошло неизбежное: учреждение Wirtschaftshanse, Деловой Ганзы — структуры, созданной специально для возрождения морально-этических и деловых принципов, на которых более трех веков выстраивала все свои отношения историческая прародительница.
Все вступающие в Деловую Ганзу члены дают клятву: «Я обязуюсь разделять моральные принципы честного предпринимателя, основанные на доверии, надежности, справедливости, честности и прямом рукопожатии; я обязуюсь руководствоваться в своих делах социальной ответственностью; я выступаю за укрепление честной конкуренции». В кодексе Wirtschaftshanse раскрываются и другие тонкости ныне забытого честного предпринимательства: предпочтение живого контакта заочному знакомству, приоритет честного слова и личного обещания над договорной казуистикой, преимущества «старых и проверенных временем ценностей» над выгодой. И прочие ганзейские наивности.
Те же принципы взяты на вооружение и Jugendhanse, молодежным подразделением Новой Ганзы, в задачи которого входит воспитание подрастающего поколения в духе, мягко говоря, расходящемся с доминирующими сегодня в Евросоюзе новыми «ценностями».
Особо радует активное участие в мероприятиях Новой Ганзы российских городов — Белозерска, Великого Новгорода, Великого Устюга, Ивангорода, Калининграда (бывшего Кенигсберга), Кингисеппа (бывшего Ямбурга), Пскова, Смоленска, Твери, Тихвина, Торжка, Тотьмы и Вологды. Теперь можно хотя бы надеяться, что нашлась, наконец, структура, позволяющая преодолеть трагичные культурные и цивилизационные разногласия, вставшие в последние годы неодолимой стеной между Европой и нашим Отечеством.
Единственное, что меня смущает, так это упорное нежелание Новой Ганзы расширить членство за рамки принадлежности к историческому торговому союзу (по нынешним временам — условные и бессмысленные). Почему-то думается, что если Флоренция и Генуя выразят желание примкнуть к Новой Ганзе, пользы для возрождения здорового духа в Европе никак не убавится.
Надеюсь, однако, что существующие ограничения — не более чем издержки роста, и в недалеком будущем мы увидим, как Новая Ганза станет позиционировать себя не как элитарный исторический кружок, а как универсальная структура, призванная возродить нравственность и мораль в экономической жизни единого сообщества Европы.
